«Ветроэнергетика сегодня, как показали последние конкурсы, соответствует своим конкурентам, таким, как тепловая энергетика или гидроэнергетика с точки зрения капитальных затрат и стоимости возврата таких затрат». -заявил Александр Корчагин, глава АО «НоваВинд» (ГК «Росатом»), директор Ассоциации «Цифровая энергетика» в интервью «Эхо Москвы».
А.Корчагин― Здравствуйте еще раз! Давайте я попробую не в роли эксперта какого-то сегодня говорить, а то, как мы, «Росатом», видим эту ситуацию, как нам кажется, она развивается, и какие перспективы в целом будут на энергетических рынках России и в мире. Знаете, удивительно, но все необходимые условия для развития ветроэнергетики и вообще возобновляемых источников энергии в России были созданы, сформулированы, институализированы на уровне всех законов, подзаконных актов еще в 2011 году. Но до 2016 года хоть сколь-нибудь заметных шагов в этой области не было сделано. Главная проблема здесь была в том, что квалифицированными участниками таких рынков электроэнергетики обычного являются энергетические компании, а все, что связано с организацией производств оборудования, с требованиями к производству такого оборудования отвечают соответственно машиностроительные дивизионы, промышленные предприятия. И тут никак не могли найти такого баланса, риск-разделенного какого-то консенсуса и «Росатом», как известно, квалифицированная компания и на рынке электроэнергетики, и имеет свои крупнейшие в России активы в машиностроительном кластере, посчитала возможным объединить в себе вот это риск-разделенное партнёрство и принять вот такое решение в этом участвовать.
И.Виттель― То есть вам интереснее просто быть производителем деталей или полностью производителем целых комплексов, чем просто рассуждать о том, насколько электроэнергетика вообще актуально в стране?
А.Корчагин― Да, смотрите, была такая непростая дискуссия внутри «Росатома», зачем мы будем этим заниматься, с какими приоритетами будем в это двигаться. И само по себе выступить квалифицированным заказчиком была одна из основных позиций для того, чтобы сформулировать ту необходимую кооперацию или производственные цепочки внутри «Росатом». И действительно те планы, которые мы перед собой поставили, позволили нам и выступить квалифицированной энергокомпанией, и освоить производство сложных технологических компонентов на предприятиях «Росатома». Например, на заводе в Волгодонске, на нашем «Атоммаш», мы построили суперсовременный цех, на котором производятся крупные генераторы для ветроустановок.
И.Виттель― Если взять до последнего времени, поправьте меня, если я не прав, до последнего времени, а может быть и сейчас крупнейшая ВЭС у нас была в Ульяновске, правильно?
А.Корчагин― Все…
И.Виттель― Изменилось, да, Адыгейская?А.Корчагин― Адыгейская, да.
И.Виттель― Но до недавнего времени, давайте про Ульяновск. Опять-таки поправляйте меня, могу ошибаться с цифрами, там, по-моему, 14 установок по 2,5 мегаватт и все китайские?
А.Корчагин― Первый проект да, был именно такой.
И.Виттель― А почему китайские? Почему мы не можем производить, не могли производить, опять-таки давайте говорить, до недавнего времени не могли производить свое оборудование? Кто еще основные игроки? Где мы с ними конкурируем? Где мы можем, где нет? И главное, локализация подобных вещей.
А.Корчагин― Смотрите, проект в Ульяновске реализовывался нашими коллегами и во многом партнерами по рынку ветроэнергетики, это компания «Fortum» совместно с компанией «Роснано». В тот момент, когда они заявили об участии в тендере, выиграли этот лот, и реализовывали этот проект, требования по организации, локализации для такого проекта, они были в минимальном своем значении, если я не ошибаюсь, порядка 25 или 28%. Из них по требованиям постановления Правительства 21% это занимало организация самого строительства и проектирование этого объекта. И с высокой долей вероятности можно говорить, что практически 100% оборудования было китайского. И невозможно это было осуществить с каким-то необходимым, более высоким уровнем локализации, потому что какая-нибудь минимальная инфраструктура для производства элементов ветроустановок в тот период времени в нашей стране отсутствовала.
И.Виттель― Вы выходите на рынок, вы хотите, вышли уже, считай, на рынок, хотите производить оборудование исходя из какой потребности? Кто главный покупатель подобных вещей?
А.Корчагин― С точки зрения российского рынка здесь такие компании как «Fortum» и «Росатом», и их компания «Энерго», вышли главными заказчиками в части…
И.Виттель― Я говорю о потребителях. Почему ВЭС будет выгоднее для каких-то категорий заказчиков, чем ГЭС? Я не говорю о тех, кто заказывает вам производство. Я говорю вообще о рынке электроэнергии.
А.Корчагин― Как такового рынка электроэнергии с точки зрения энергетических рынков…
И.Виттель― Безусловно, это все вливается в общие сети.
А.Корчагин― Да.
И.Виттель― Способу производства.
А.Корчагин― Ветроэнергетика сегодня, как показали последние конкурсы, которые были вполне себе на уровне заявок, соответствуют своим конкурентам, таким, как тепловая энергетика или гидроэнергетика с точки зрения капитальных затрат и стоимости возврата таких затрат. Первые конкурсы проводились более дорогие, потому что это требовало принятия серьезных квалифицированных решений на уровне создания и дополнительной нагрузки на такую окупаемость этих производств, которые делаются. Хочу сказать, что последовательная позиция Министерства промышленности Российской Федерации, Минпромторга, поставила перед участниками рынка такую непростую задачу, где стимулировала для того, чтобы появились в стране новые технологии, которые, это не модернизация каких-то старых участков, а это фактически осуществление, создание новых производств. Так, например, когда мы говорим о том заводе, который мы реализовали в Волгодонске, и мы там просто говорим генератор, это потянуло за собой целую цепочку требований к новым металлам, к новым изоляциям для этого металла. И один из сложнейших проектов, которые также реализуются сейчас внутри «Росатома», это производство высокоусиленных магнитов неодим-бор-железо, которые связаны в том числе с запуском программы добычи редкоземельных металлов. Это такой, мы считаем, что ветроэнергетика в этом смысле выступила якорным заказом и обеспечила такую долгосрочную тягу для целого спектра новых технологий. Коллеги, например, из других проектов локализуют лопасти, которые также требуют существенного развития связующих материалов для использования в этих областях.
И.Виттель― Александр, вы говорили о том, что проект, который был реализован в Ульяновске, 20-25% локализации. А какой степени локализации мы можем добиться? Какие у нас перспективы?
А.Корчагин― Вопрос непростой. Тут важно с точки зрения…
И.Виттель― А главное, зачем? Может быть все-таки нам оставаться крупным и важным узлом в мировом рынке разделения труда? Смотрите, у «Росатома» есть свои компетенции, в которых с «Росатомом» конкурировать очень трудно, особенно на международных рынках. Строительство атомных электростанций – это крупная компетенция «Росатома». Ветроэлектростанции, к тому же в стране с избытком энергии, производимой ГЭСом, ну, как сейчас молодежь нынче любит говорить, ну, такое себе, да. может быть нам, хорошо, нам нужна ветроэнергетика, как один из способов производства, но стоит ли вкладывать огромные деньги и создавать локальное производство, если потребность в ветроэнергетике не так велика, или я ошибаюсь?
А.Корчагин― Смотрите, здесь 2 вопроса и 2 компонента этого вопроса. Первый вопрос – это вопрос технологии. «Росатом», безусловно, обладает уникальной компетенцией в области атомных технологий и других, таких, как ядерная медицина, редкие металлы и другое.
И.Виттель― Я просто привел один из примеров.
А.Корчагин― Да. И локализация и организация производства в сфере других энергетических рынков, таких, как ветроэнергетика, тоже для нас достаточно понятная и последовательная история. мы можем организовывать и производить такие сложные продукты. Следующий важный момент в том, а что производить. Мы глубоко проанализировали эту ситуацию и для нас был непростой выбор, делать ли литье, делать ли, например, стальную башню или делать генератор. Генератор, безусловно, сложное производство. Мы проанализировали вообще мировую цепочку поставок логистическую и посмотрели, а что сегодня в мире возят в другие страны. И увидели, что самыми критическими компонентами ветроустановок в частности являются редуктор и генератор.
И.Виттель― А гондола?
А.Корчагин― Гондола, башня, литейные компоненты, это все, что, куда бы мы ни пришли, первое, что от нас будут требовать с точки зрения организации, локализации на территории. Там есть собственные игроки, которые будут этим заниматься. А вопрос такой создания внутреннего продукта, крайне экспортноориентированного, для нас вот это была ключевая задача. Мы сделали ставку на генератор и рассчитываем на то, что именно это и будет залогом нашего успеха. Второй компонент вопроса, который, вы, наверное, задали, это что «Росатом» конкурирует не только на уровне технологий на мировых международных рынках энергии, но и по способу организации таких проектов в части, если позволите, на уровне бизнес-модели. «Росатом» с его многолетней историей организации таких сложных проектов является одним из самых квалифицированных таких девелоперов, которые приходят, умеют организовывать такие проекты, умеют структурировать финансирование, умеют работать и развивать законодательную базу, если это требуется. И кстати, такая компетенция и история позволила нам одновременно здесь, в России, двигаться и в части развития нормативно-технической базы, и других актов по ветроэнергетике, и одновременно с этим реализовывать инвестиционный проект.
И.Виттель― Скажите, пожалуйста, насколько я понимаю, у турбины, которую производите вы, существуют очень большие преимущества, по сравнению с другими турбинами. Насколько я помню, поправьте меня, если я не прав, вы у нас безредукторная ветроустановка. Что это значит и какие преимущества это дает?
А.Корчагин― Ветроэнергетика, как технология, в мире развивается последние 20 лет. И сегодня таким передовым типом ветроустановки является безредукторная ветроустановка с генераторами на постоянных магнитах. Безусловно, все, как в энергетических технологиях, здесь самое главное это производительность такой установки, высокий коэффициент использования установленной мощности при одних и тех же параметрах ветрового потенциала. И решена или преодолена одна из основных в том числе задач – это то, что любят обсуждать и на уровне профессиональных сообществ, и на уровне обывателей, это воздействие на окружающую среду с точки зрения вибраций. Как мы понимаем…
И.Виттель― Существует много мифов на эту тему, насколько я понимаю, и вибрации, и говорят, что гибнут птицы, летучие мыши, и что это небезопасно для окружающей среды, потому что там тоже много. Давайте подробнее об этих мифах.
А.Корчагин― Давайте попробуем. Давайте, если мы говорим про генератор. Ведь вибрацию создает обычно быстровращающиеся, с определенной частотой, узлы или агрегаты. В этом смысле для ветроэнергетики, ветрогенератора таким источником возможной вибрации являлся сам по себе редуктор. В таких типах машин и сегодня мы видим, что все основные производители ветроустановок двигаются именно к такому типу машин, безредукторная машина. Скорость вращения агрегата под названием генератор составляет от 14 до 18 оборотов в минуту. Это очень малая скорость, которая не приносит хоть сколь-нибудь заменых вибрационных нагрузок. О других, соответственно отсутствует хоть сколь-нибудь влияние, что мы привыкли говорить, на червячков, которые вокруг живут в почве. Про гибель птиц, посвящено этому очень много исследований. Дискуссия по этому поводу, как мне видится, уже закрыта. Могу сказать, что одним из главных тезисов было – это сравнение гибели таких птиц при других обстоятельствах. Могу сказать то, что лично на меня произвело впечатление, в сотни раз, если не в тысячи, птиц погибает больше от движущихся автомобилей на дорогах, нежели от ветроустановок. Безусловно, для того, чтобы исключить какие-то дальнейшие дискуссии, были разработаны, и у нас в России реализуются, требования по размещению таких ветропарков, проводится ответственный мониторинг по поводу того, где будет располагаться эта ВЭС, она не должны располагаться в традиционных коридорах миграции пернатых, что максимально исключает возможность их гибели.
И.Виттель― Давайте мы с вами поговорим еще об основных трудностях, с которыми вы столкнулись при Адыгейской истории.
А.Корчагин― При Адыгейской…
И.Виттель― Были там какие-то трудности?
А.Корчагин― На самом деле с точки зрения первого проекта, как я люблю шутить, из 10 возможных трудностей или рисков с нами случилось 12, и все они случились не потому что мы их не смогли предусмотреть или это какие-то 10 форс-мажоров. Нет, это вопрос скорее отсутствия нормативной базы или ее развитости по отношению к таким проектам. Отсутствие традиционных типов деятельности для реализации таких проектов. Нам фактически потребовалась сложная кооперация с нашими иностранными партнерами в части осуществления таких проектов. И какая-то наша может быть в некотором смысле организационная неготовность соответствовать таким коротким инвестиционным циклам. Могу сказать, что мы построили Адыгейскую станцию, 150 мегаватт, это 60 ветроустановок. От первого экскаватора до ввода в эксплуатацию прошло всего 13 месяцев.
И.Виттель― И снова здравствуйте! Это «Эхо Москвы», «Виттель. Реальность». Я – Игорь Виттель. И в гостях у меня Александр Корчагин. Александр, продолжаем наш разговор о ветроэнергетике. Скажите, пожалуйста, какие существуют проблемы в регулировании новой ВЭС? Ведь существующие нормы и правила для традиционной генерации не всегда подходят для ветроэнергетики, а вы сказали, что сделаны достаточно большие подвижки. Достаточны ли они и решена ли эта проблема сейчас?
А.Корчагин― Очень сложный был вопрос. И тут нужно благодарить, наверное, Правительство за ту организационную поддержку, и формальную, и неформальную, которую оказали. Понять весь перечень этих несоответствий, конечно же, получилось на этапе, когда инвесторы приняли решение и уже начали реализовывать такие проекты. Всеми участниками такой деятельности была сформулирована критическая дорожная карта по доработке нормативной документации и для того, чтобы эти проекты можно было вообще реализовать. И как бы это было ни смешно, но каждый из таких пунктов, который нужно было реализовать, практически ставил под вопрос эффективность реализации наших проектов и наших программ. Все они успешно достаточно были решены. Можно сказать, что 80% вот этих ограничений или несоответствующих требований, которые брались из традиционной энергетики и применялись к ветроэнергетике, были урегулированы, что позволило нам эффективно реализовать такие проекты и оставаться в тех необходимых параметрах и срока инвестиционных циклов. Остались, конечно, неурегулированные вопросы. Сегодня на уровне Ассоциации компаний по возобновляемой энергетике разрабатываются своды правил, которые в перспективе от года до двух лет должны полностью будут решить эти вопросы. Например, просто для примера, объем фундамента свайных полей, которые по российским требованиям производятся в части реализации наших проектов для ветроустановки, практически на 30, а то и 40% превышают такие объекты-аналоги на европейских рынках. Это просто разница между требованиями. И главным здесь и существенным сегодня является наше требование, распространяется к фундаментам на 50 лет гарантированного функционирования этих фундаментов, в Европе расчет для таких фундаментов осуществляется на основании жизненного цикла ветроустановки 20-25 лет. Просто такая разница в подходе приносит вот такие пока неположительный эффект.
И.Виттель― Давайте поговорим еще об экспорте. Насколько я понимаю, вы не только на российский рынок собираетесь работать, но и традиционно, как «Росатом», идти на мировые рынки. Какие у нас там перспективы? Блестящие или не очень?
А.Корчагин― Да, мы смотрим очень амбициозно на международные рынки. Мы в пределе понимаем объем мирового рынка и есть по этому поводу консенсус-прогноз, что до 30 года в мире будет введено порядка 70-80 гигаватт новых мощностей на энергии ветра. Те рынки, на которые мы сегодня…
И.Виттель― А российский рынок сейчас в какой потребности нуждается? Речь, по-моему, шла о гигаватте об одном?
А.Корчагин― Нет, гигаватт это наша программа, а совокупная программа по возобновляемым источникам в части ветра в первой программе составляла 3,5 гигаватта, сегодня обсуждается возможность продления такой программы до НРЗБ, так назовем. Там обсуждаются до 10 гигаватт.
И.Виттель― И что нам мешает при выходе на внешний рынок? Кто главные конкуренты? Где у нас сильные места? Где слабые?
А.Корчагин― Мы начали заниматься этим проектом в 2016 году. И предметом такого нашего анализа в части конкуренции были производители ветроустановок. И вот за такое короткое время картинка сильно изменилась. Дело в том, что развитие ветроэнергетических проектов на так называемых традиционных рынках, где это было максимально реализовано, в европейских, сегодня во многом закончено, имеет необходимый такой большой уровень развития. Сегодня двигаются все в развивающиеся рынки. А там уже конкуренция происходит не на уровне производителей оборудования, а на уровне энергокомпаний, которые совершенно в других категориях конкурируют. И на уровне квалифицированной такой позиции девелопера, складывателя сложных проектов, умения работать и с территориями, и с Земельным кодексом, и с необходимым доразвитием региональных и страновых нормативных регламентов. Поэтому мы здесь себя чувствуем в высочайшей степени конкурентоспособными, так как это соответствует нашей традиционной просто деятельности, где бы мы не работали. И на уровне базовой бизнес-модели, которую мы для себя определили, для участия в зарубежных проектах, это такая позиция девелопер, наша задача войти, активно проучаствовать в этих конкурсах, получить такие проекты себе, организовать необходимое качественное структурирование и далее организовать сооружение таких проектов. Степ бай степ, так будем двигаться от позиции девелопера. Безусловным приоритетом для нас будет загрузка собственных мощностей и поставка собственных ветроэнергетических установок. Объем проектов, который мы перед собой рассматриваем, может превосходить наши производственные мощности и свободные слоты, поэтому мы для себя в некотором смысле аккуратно говорим о такой технологической всеядности что ли и технологической независимости, и безусловно, мы также будем готовы структурировать проекты с ведущими производителями ветроэнергетических установок в мире. Сегодня такими лидерами после сложившейся в мире консолидации является «Vestas», «General Electric», «Siemens Gamesa».
И.Виттель― Скажите, пожалуйста, а давайте, вот вы упоминали историю о компетенции в области управления бизнес-процессами, ну, тут, конечно, сам бог велел про цифровизацию поговорить. Можно чуть подробнее расшифровать.
А.Корчагин― Про компетенцию или…
И.Виттель― Про цифровизацию, про управление бизнес-процессов.
А.Корчагин― Тот проект, который мы реализовали здесь, в России, по ветроэнергетике, он помог нам артикулированно расставить акценты на способах организации такого проекта и взять все лучшие практики деятельности «Росатом» на других рынках. Действительно когда мы занялись этим проектом, он потребовал от нас не столько компетенций и квалификаций энергетической компании, которая эффективно эксплуатирует оборудование, совершенно другого. На первый план для нас вышли вопросы отбора площадок, на первый план для нас вышли компетенции по организации серийного производства, да. Отдельная задача была за крайне короткий срок подготовить более 500 квалифицированных кадров, которые будут осуществлять и строительство, и монтаж, наладку этих ветроустановок. И еще более 500 квалифицированных кадров для организации серийного производства нам потребовалось. И вот все эти так называемые прокаченные мышцы и наличие эффективных программ и способов организации таких типов деятельности позволили нам достаточно быстро и без хоть сколь-нибудь заметных рисков пройти и сделать этот проект. Когда мы заходим на развивающиеся рынки ветроэнергетики, мы видим, что перед нами стоит ровно такой же комплекс вопросов, также в странах отсутствуют традиционные типы деятельности для таких отраслей, и мы можем эффективно действовать в этих рынках. Если в двух словах коснуться цифровизации, могу сказать, что даже внутри нашего проекта мы освоили все типы обучений, подготовки кадров, в том числе для подготовки их на реальных объектах, когда были сформированы VR-технологии, и весь наш персонал прежде, чем перейти на реальные сборочные производства, все проходили обучение на таких VR-технологиях, в том числе получали необходимые допуски и сертификаты для того, чтобы на участке своего серийного производства.
И.Виттель― Хорошо. А скажите, а крупные заказы государственные могли бы вам помочь? Считаете ли вы, что государство может инвестировать в ветроэнергетику путем создания заказов?
А.Корчагин― Возможно да, но наверное, здесь с точки зрения такой большой повестки имеет смысл говорить. Государство итак выступило квалифицированным заказчиком с точки зрения определения приоритетов в части развития технологий. И как раз мы смотрим и внутри себя принимаем решение о развитии композитных технологий, которые максимально используются при производстве ветроэнергетических установок, короткоземельные металлы, производство магнитов. В этом смысле государство уже выступило таким хорошим заказчиком этих историей. Наверное, можно сказать, государство, формируя экологическую повестку, экологические требования, также выступает серьезным заказчиком для развития такого направления, как ветроэнергетика. Не упоминая компании, но это представители крупных международных компаний, которые здесь, в России, организовали свое производство, уже приходят к нам и мы каждую неделю встречаемся с представителями таких компаний, которые обсуждают так называемые корпоративные PPA контракты, для того, чтобы, для их собственных нужд были реализованы проекты ветроэнергетики, которые обеспечивали бы условия их политики производства безуглеродного следа для того, чтобы максимально эффективно участвовать в цепочке поставщиков и в мировой системе разделения труда в связи с этими все более и более возрастающими требованиями